Холодно дома, блестит Андромеда
Голодной улыбкой больного садиста,
Льётся пьяный угар каждым словом поэта,
И безумная дробь из-под рук пианиста.
Чёрно-белые маски качаются в ритме
Незатейливо сложном, как фантазии Ницше,
Тонет вещий поэт, захлебнувшийся в рифме,
Той желанной и близкой, но ненужной и лишней.
Здесь вампирские песни так привычны для слуха,
Нет мелодий красивей, чем эти мотивы,
Мысли тёрлись о смысл, рифмы тёрлись об ухо,
Но слова и идеи всё же слишком ленивы.
Мы касались сердец, пусть заблудших, но наших,
Мы две тысячи лет поклонялись Иуде,
Поминая ушедших, не трогая падших,
Но ошибся Создатель, мы вовсе не люди…
