Я слушаю Тома Уэйтса, а вовсе не Тома Йорка,
И не петербуржский ливень колотит в мое окно.
Чуть выдохшийся "Бадвайзер" становится слишком горьким.
Я верю - все это было. Не верится, что со мной.
Но все-таки мы с тобою прочнее, чем все константы.
Надежда подобна спичке, не гаснущей в пустоте.
Кто жаждет противоречий - пожалуйста, перестаньте,
Вам правда приятней думать, что, дескать, уже не те
Мы сами и наши мысли, слова за вечерним чаем?
Считайте, как вам угодно, но нашей в том нет вины.
Мы просто (как только можем) молчание нарушаем -
А мне неизвестны звуки ужаснее тишины.
Зря сердишься, дорогая. Не стоит. Кому-то легче
Измерить свою свободу одной толщиною стен.
Ты лучше, пока не поздно, смешай-ка чего покрепче,
И жди меня вскоре, baby, 'cause I am your ice-cream man!
Когда паникеры-майя все заново напророчат,
И даже у тех, кто верил, исчезнет огонь в глазах,
Мы просто уйдем, надежно запрятавшись между строчек -
Потомки пускай гадают, что автор хотел сказать.
Ты пишешь стихи в блокноте, я слушаю Тома Уэйтса,
По городу бродит ветер. И в калейдоскопе дней
Одно остается прежним - теперь никуда не деться -
Тебя я люблю все так же,
А может быть, и сильней...
