В застенках гестапо, в холодный подвал
Был схвачен и брошен сантехник Иван,
И дни там и ночи, от страха немея,
Иван просидел…, так прошла вся неделя.
* * *
О, русский характер, в далёком Берлине,
Задал ты задачу: попробуй, реши.
Четвертые сутки не спит на перине
Один генерал, и читает в тиши.
Отец у него был когда-то в плену,
Теперь генерал ходит в гости к нему.
Так труден язык, когда надо учить,
Для этого вот и сидит он в ночи.
Он выучил восемь отличнейших матов,
Какую-то русскую сказку прочёл.
С улыбкой счастливой, походкой солдата,
В полночь в коридор к телефону пошёл.
Немедля Адольфа подняли с кровати,
И он, потянувшись, прошёл в кабинет.
- Мой Фюрер, готов к выполненью заданья!
- А Вы не боитесь? В ответ: - Никак нет!
Один генерал, три полковника, врач,
Артист, массажист, террорист.
Все в трех самолётах в небесную высь,
С немецкой земли поднялись.
* * *
Тогда ж, но уже в помещеньях Гестапо,
У входа в которое молча стоят
Четыре обросших, небритых солдата.
Шинели на вешалках уж не висят.
Одев, иль накинув их просто на плечи,
От холода ёжась все ходят в шинелях.
Средь гущи врагов наш советский разведчик,
Совсем ещё юный, Сидоркин Емеля.
Семь классов всего у него за плечами,
В шестом и седьмом по три года сидел.
Потом ФЗУ, но окончить не дали,
А … заочно разведчиков школу – успел.
Отец его старый, отпетый таёжник
Емеля вот помнит – ещё не ходил,
Придёт тот из леса, ружьё своё бросит.
И сразу к нему: - Ну, сыночек, иди!
А мать уж на стол не спеша собирает
И тащит бутыль из угла – Самогон.
Отец ест и пьёт; мать портянки стирает,
Кормилец ведь всё же. Хозяин же он!
Пока ест и пьёт, уж портянки подсохнут
Он их намотает – и снова в тайгу.
Придёт через год, ну а может чуть позже.
Жаль нет его здесь, было б трудно врагу.
Сидоркин Емеля… теперь Пауль Киндель.
Ох, как одиноко, опасно тебе
Заданье трудно: отыскать нужно вентиль
И перекрыть отопленье в трубе.
Два месяца долгих ушло на расчёты,
Болела ночами порой голова.
Ошибиться нельзя, никакого просчёта
И чтоб голова оказалась цела!
Задание выполнил! Уж уходить бы
Пора, но доносчик один
Пришел, говорит: господин Пауль Киндель!
Ночует у сильвы одной гражданин.
Пришлось доложить. Ещё теплого взяли
В дороге он пел про камыш и бурьян.
Пытали. В станке ему ногу сломали.
Орут: - Партизан ты?!! А он просто пьян.
Наутро, скорее всего по привычке,
Воды попросил, ну и выдал себя.
Гестаповский шеф, подавая водички,
Спросил: - Партизан? – Да сантехник же я!
К гестаповцам сразу пришло оживленье,
Рубли стали, марки ему предлагать.
Просили наладить у них отопленье
А он их и в Бога, и в черта, и в мать!
Те – телекс в Берлин, а оттуда ответ:
Не надо, мол, мер принимать.
Комиссия скоро заставит его,
Вам отопление дать!
Сидоркина шеф вызывает: давай
Ты, Пауль, дня два отдыхай.
Побрейся потом, даже в баню сходи,
И - генерала встречай.
Но Пауль, подумав пятнадцать минут,
С улыбкой сказал: - О-ля-ля.
Позвольте, мой шеф, находиться мне тут.
Побриться мне хватит с полдня?
И шеф, улыбнувшись, сказал: Хорошо,
К награде представлю я Вас,
И лишь об одном я Вас попрошу
Не спускайте с сантехника глаз!
Бессонную ночь провел наш Емеля.
Вставал и ложился в кровать.
Ну как же так сделать, чтобы сантехник
Про вентиль не смог сказать.
Идя на службу, как на работу
Он выход всё же нашёл.
Дал завтрак Ивану, проверил, как съел тот.
И бриться домой пошёл.
А дома все шифры пожёг, телеграммы
Ему ведь не быть уже здесь!
С запиской, вернее письмом от мамы,
Он переправился в лес
* * *
А в это время на взлётном поле
Напрасно ждёт генерал
Какой он суровый и свита сурова
Но к ним не придет Емельян.
Добрались пешком до зданья Гестапо
Но вместо того чтобы в ванну,
Им долг и совесть, и честь солдата,
Повелела идти к Ивану.
Слова все русские сразу сказал,
В глаза Ивану смотря,
Навзрыд зарыдал генерал – он понял,
Что ехал сюда зазря.
Пол дня и весь вечер, ну сколько же можно
Так упрямо молчать?
Решил генерал, мол, пока осторожно,
Но всё же начать пытать.
И свита его, разозлившись слегка,
Зажала Ивана в станок.
Ушел генерал попить чаю пока,
Да что-то совсем занемог.
От пыток тяжёлых сантехник Иван,
К утру богу душу отдал.
Но где находиться вентиль тот,
Он палачам не сказал.
Они, вспотевшие, все простыли,
Все, кроме врача слегли.
Они ж в Сибири у нас не жили,
Не знают нашей зимы.
В Берлин летела уже телеграмма,
Сантехник мол, был профан.
Да и не сантехник он вовсе,
А сантехников Иван… .
Утром, проснувшийся рано-рано
Врач вскрытие сделать решил.
Ну и хитрец! Он сказал про Ивана,
Ведь рот себе гипсом залил.
* * *
Может Емеля погиб в партизанах,
Может под елью замёрз.
Тайну о том, кто залил рот Ивану,
Разведчик с собой унёс!
В.Г.Пожидаев
