зеленые.
Можно идти и – не плакать, протаскивать мысли сквозь веретено, спускаясь под землю, вернуться обратно, считалочкой в такты «дано – не дано» - как странная сказка ненужности светлой, такой, что забыта под школьной скамьей, врезается в воздух – а прошлое лето забыто отныне.
Прощанье твое смешит своей глупостью, колет под сердцем – и плачем ребенка все тянет назад…
Идти и не плакать, спускаясь под землю.
Как могут присниться такие глаза?…
до жалкого скрипа прокуренный образ, сжимает запястья, смеется навзрыд, зовет, чтоб тащили еще Кальвадоса – вот только он знает, ему до беды – два шага и все, и закончилась песня. зовите оркестр, пускай подпоет… а может, я рада?
но вот где-то здесь мы оставили – нас. парадокс ли?
пройдет…
чернеют.
Мне снилось, что я перестала шептать Semper mia и видеть сквозь мглу – горящая искра вдруг вспыхнула алым, затронула струны, которые лгут. А я вымеряя ступени шагала – туда их пятнадцать, назад – на одну – то меньше, то больше…
Удушье вокзала. Бездушные залы.
Маршруты «ко дну» уже не спасают.
мостами разбиты
чужие дороги
на общий закат.
и теплые нотки
в улыбке забытой…
Как могут присниться такие глаза?
