Зеленой шкуркой лягушачьей
валялось сброшенное платье…
Был бархат кресла молью трачен,
и пыль клубилась под кроватью.

А следом жалкое бельишко
летело на пол, со слезами, —
происходящее не слишком
напоминало о Сезаме.

Потом всё было, как обычно —
тоскливый вечер шел на убыль,
он ей в лицо дышал «Столичной»,
и на столе помятый рубль

лежал, как лист, опавший с клёна,
напоминая, что снаружи
уже вполне определённо
сентябрь сухие листья кружит…