Видно, в школе сейчас перемена —
и мальчик с признаками олигофрена
катит на велике по мостовой...
Деревья частично покрыты листвой,
но есть и деревья,
что не отличить от отребья —
не столько в смысле своей наготы,
сколько готовностью сразу переходить на "ты"
с теми, кто оказался случайно под сенью...
Дождь, начавшийся в воскресенье,
завершился во вторник —
на лобовом стекле резиновый дворник
грязь размазал и дождевые капли...
Светофор, стоящий наподобие цапли
на одной ноге посреди болота,
с одержимостью санкюлота
светит мерцающим треколором —
смешение снега с натрием-хлором
порождает неимоверную слякоть,
и ужасно хочется плакать и плакать —
лишь оттого,
что в графе "итого"
можно смело поставить прочерк...
Жизнь кончается, меняется почерк,
выраженье лица, походка, осанка,
и на завтрак, вместо бекона — овсянка,
а во взгляде сплошная тоска и обида,
и вечный вопрос "За что?"... Либидо,
увы, давно лишено объекта
любви, или хотя бы её объедка
в виде тАктильного контакта —
спектакль закончен — после третьего акта
занавес опускают. Аплодисменты
затихли... Ты живешь на проценты,
с давно растраченного капитала, —
а в теле, в котором когда-то любовь обитала,
нынче, как в доме, уже обреченном на снос,
где подушки ночами не просыхают от слёз,
обитает забытая Б-гом душа —
совершая нелепые антраша,
в бесполезных попытках вновь воспарить,
рвётся в бессмертье — откуда прыть? —
так ничего и не поняв, не осознав до сих пор,
что жизнь намного короче, чем выстрел в упор...