Ночь-орнитолог мне поет канцону,
не венчан Вечностью, но ею окольцован —
пространством концентрических кругов,
бездымных труб, холодных четвергов.

Хранилищем подспудных недостач
мне видится уставшее сознанье —
в окне полощется картина мирозданья,
и убиенного младенца слышен плач.

Тревожен неожиданный покой,
единственная радость иноверца —
когда от стука собственного сердца
прольется горечь пламенной строкой.

Во тьме диковинная стая черных птиц
кружит неслышно над уснувшим миром,
а строки тянутся невидимым пунктиром,
слова рождая взмахами ресниц...