Юнец-июнь со звездным звоном
спустился в полночь на порог,
и сразу забродил озоном,
сомлевший за день ветерок,
Ночь колыхалась, расставаясь
на срок с волшебницей весной,
пообещав лелеять завязь
плодов, прохладой в летний зной…
Забрезжил свод зарёю алой,
сирени пряный аромат
парил… Ничто не предвещало
грозы, несущей сущий Ад…
Она взошла из-за тумана,
на южном склоне Машука*,
и устремилась тучей рваной,
к такой же, что издалека
несла набухшие холстины,
и, зацепившись на Юце*,
копилась, пухла… Рык звериный
оповещал всех о конце
печальных странствий испарений
морской разнеженной волны,
что туче тяжко это бремя,
и роды ливня быть должны…
Но – враг, вторгаясь, бросил вызов -
нервозный вихрь её потряс -
она к нему рванулась снизу,
громадами свинцовых ряс…
И на-ча-лось…
коловращенье
смешенья исполинских масс,
но вихрю стало тесно в щелях,
и он, в отместку – пал на нас…
Шквал выметал из подворотен
застойное амбре дворов,
вздымал как смерч на поворотах
лежалый пылевой покров.
Он налетал и рвал с разгона
кафешных тентов паруса,
срывая, нёс белье с балконов
и, набесившись, в грязь бросал…
Ломались ветки старых клёнов,
искрили злобно провода,
а вихрь метался воспалённо,
хлестал и сёк… -
Лиха беда
Начало… -
В небе сварка молний,
две тучи плющила в одну,
и гром урчал досады полный,
на трещину, что шла по дну.
Слои вонзённые друг в друга,
пластами рвались в свой черёд,
сцепились тяжесть тучи юга
и вьюга северных широт.
Они дрались как пара тигров
за тушу лани, и трофей –
наш город, в трепете всех фибров,
внизу ждал участи своей…
Гроза – вскипая, бесновалась…
Зигзаги молний фронтом шли,
Казалось, чуть добавить – малость -
и всё сожжет,… с лица земли.
А залпы грома сотрясали
свинец небес и мрак земли,
плясали молнии, свисая,
и лозы косами плели…
И… грянул ливень -
как прорвало…
не струями - сплошной стеной,
как будто нас девятым валом
хотели смыть с коры земной…
Мы оказались дном пучины,
её поверхность - шторм вверху...
И город в страхе ждал кончины,
дрожа, как грешник на духу…
Но вдруг, сменился гнев на милость,
так словно пробка там нашлась,
напор иссяк - иль течь забилась,
иль свыше пожалели нас…
Дождь лил пока, но - так - лениво,
гром погрохатывал, смеясь
А здесь, с холмов, по стокам, сливам,
шла, ливнем вспененная грязь…
По руслам уличным – потоки,
круша бордюры, вниз несли
флоты обломков, битых стекол,
каменьев с комьями земли.
Подкумок** стал на метры выше,
мосты сметая, как врагов,
он, клокоча из ложа вышел,
снося постройки с берегов…
Неслась стремнина бурой гущей,
кипя бурунами и злясь,
в заторах мусоронесущих
притоков, размывая грязь...
Но только для апофеоза
стихия припасла финал,
Да, здесь и раньше были грозы,
но так! – никто не ожидал…
Когда из белой рваной тучи,
что пробивалась все круша,
На город выпал /-странный случай/
- град –
ну почти в бильярдный шар.
И он обрушившись шрапнелью,
дырявил шифер на лету,
бил беспощадно и бесцельно,
и хоронил, что сбил - во льду…
Ошмётки крон, останки скверов,
в руины «цветника» вмесил,
кто в Апокалипсис не верил,
стал верить карам всех мессий.
Машук стал белым за минуту,
в Подкумке нёсся ледоход,…
Хотелось плакать... Почему-то…
запомнился мне этим год…
Потом всё стихло, постепенно,
остатки туч на юг снесло,
и солнце осветило сцену,
что описать – не хватит слов…
Я и не стану,
натюрморты не мой конёк
– скорбит душа,
Когда вокруг собаки мертвой –
щенята…
Город неспеша,
залечивал рубцы и раны,
чинил мосты, сажал цветы,
Он победил в бою неравном,
и жил во имя красоты.
О мощь стихий!
Расправой скорой
вы властвовали, правя бал,
но город – он на жизнь поспорил,
и выжил! -
даже краше стал!
*Машук, Юца - горы в окрестностях Пятигорска,
**Подкумок - река протекающая через Пятигорск
